Джордж Оруэлл "1984"

Не удивительно. Скоро и в РФ запретят. Слишком уж прозрачная книга. И страшная. В своей художественной реальности, ставшей, увы, явью.

---

Он уходил на фронт...

Он уходил на фронт и с ней
Прощался в хаосе вокзала.
И молча девочка стояла,
Которой не было родней.

В горошек платье, поясок,
Приколотая к кофте брошка.
И думал он: "Еще б немножко
Побыть с ней вместе. Хоть часок."

Протяжно крикнул паровоз, 
Качнувшись, тронулись вагоны.
И омут глаз ее зеленых
Дрожал от набежавших слез.

А сердце разрывала грусть,
Предчувствие большого лиха.
Но он, обняв, шепнул ей тихо:
"Не плачь, дуреха, я вернусь".

Мелькала насыпь, за окном
Тянулись голубые ели...
И как пронзительно хотелось,
Чтоб это оказалось сном.

Но дальше был не сон, а ад -
Траншеи и заградотряды,
Гул разрывавшихся снарядов
И стоны раненых солдат.

"Я лишь одной тобой живу..."
она в письме его читала.
...он не почувствовал удара,
Когда упал лицом в траву,

Что вдруг закрыла горизонт,
В ней таяли и дым, и звуки...
И нежною была, как руки
Любимой девочки его.

---

"Убить дракона"

Фильм, снятый Марком Захаровым в 1988-ом году по пьесе Евгения Шварца. Хотя действие происходит в вымышленной стране, фильм чудесен своей острой сатирой и правдивостью. Я бы даже сказала - исторической достоверностью. Про актуальность вообще молчу  

"Настоящая война всегда начинается вдруг!
Да, вдруг. А не с завтрашнего дня и не с понедельника.

К Дракону можно привыкнуть?!
- Можно…

Ведь Дракон навел порядок в городе и избавил его от цыган. А цыгане – страшные люди… Бродяжничество у них в крови и они не признают никакой власти! К тому же их песни лишены мужественности, а музыка раздражает всех. Неважно, что никто цыган давно в глаза не видел – так говорит Дракон. Этому учат в школе. Значит, так оно и есть! И в этом лучше не сомневаться. Ведь везде шныряют шпионы, они везде и всюду, любое неосторожное слово может стоить очень дорого… Безопаснее быть всем довольным. Ни о чём не думать, ни в чём не сомневаться. Как штатный учёный Фридрихсен, о котором Дракон говорит: - По молодости шалил, думал… Потом поумнел — соображать начал. Умнее всех, конечно, бургомистр. Он попросту сошёл с ума. Так удобнее. - Болен всеми нервными и психическими болезнями, и ещё тремя, неизвестными науке. А нужна ли вообще свобода жителям этого города? Дракон, ненавидящий и презирающий людей, считает, что они свободы не достойны. Ланселот, готовый идти в бой ради освобождения их от рабства, считает, что люди просто не знают, что это такое – жить свободно, думать свободно, говорить свободно. Но получив свободу сразу поймут её ценность. И будут жить свободно. Тем более, что в городе есть те, кому нужна свобода и кто готов помогать Ланселоту – это кузнецы ( смелые люди, но всего боятся!). У них есть оружие – меч, который 300 лет никому не был нужен. Никто не решался вступить с драконом в смертельный поединок. Но одного меча и смелости недостаточно для победы над Драконом. Для этого ещё надо научиться летать, уметь подняться в небо, подняться над землёй, над собой… Дракон многолик, легко меняет личины и его трудно бывает узнать сразу. Он может принять любой облик, даже твой собственный. Или это ты сам, даже не заметив того, вдруг превратился в Дракона? Потому что этот Дракон на самом деле сидит в каждом из нас. А стоит только успокоится, поверить в то, что победив Дракона однажды, ты победил его навсегда, он найдёт в тебе слабое место и начнёт снова завоёвывать тебя. И нужно будет снова убивать этого Дракона.

- Нашего Дракона может победить только он сам!

Если люди в душе остались рабами, они будут искать себе нового хозяина. Вместо одного Дракона возникнут сотни новых. Вместо свободы придёт анархия, когда можно бить окна, поджигать телеги, можно грабить и убивать, ведь в понимании раба – это и есть свобода : когда можно всё! У рабов свои представления о морали и свободе. Те, которые в них вырастил Дракон.

- Вы будете слушаться или нет?
- Не будем! Наверное…
- А почему?
- Потому что некого!

И тогда уставшие от разбоя и беспредела люди начинают мечтать о новом хозяине, который придёт и наведёт порядок. И всё равно, кто это будет. Будет ли это новый Дракон… Ведь самый лучший способ избавиться от драконов — это иметь своего собственного. Или это будет бывший бургомистр, ставший президентом вольного города. Согласно новой истории, это именно он победил Дракона, а не какой – то там Ланселот, которого и найти то не могут после поединка...
Даже в вернувшемся в город Ланселоте видят не освободителя, а нового хозяина. И немудрено. Это уже не тот Ланселот, который вызвал Дракона на поединок. Тот всё время шутил, а этот разучился улыбаться. Тот любил людей, старался понять и оправдать их. А этот требует от них невозможного – мгновенно стать свободными, после стольких лет рабства, которое у них в крови. Он презирает людей за то, что за год свободной жизни они так и не стали свободными, не научились думать. И ради этих людишек он рисковал жизнью! Нет, он наведёт здесь порядок, он заставит их убить Дракона в себе и стать свободными! И только выплеснутый ему в лицо Эльзой стакан воды отрезвляет его. Да, это высокомерное презрение к ним и сделало Ланселота в их глазах новым Драконом. Новым хозяином, господином! И уходя из города Ланселот вдруг видит Дракона, запускающего с детьми бумажного змея – маленького трёхглавого дракончика. Совсем не страшного. Пока… Теперь у Дракона новый облик – он добрый(с виду), такой заботливый… Он воспитатель. Он воспитывает из этих детей новых рабов для себя. А значит, всё надо начинать снова, и убивать Дракона в душах детей, где он не успел ещё угнездиться основательно. И тогда, может быть, они, или уже их дети, научатся убивать Дракона, ведь Ланселот учил их этому с детства. И они с детства учились жить свободными, думать свободно… Да, свободе надо учиться, её каждый должен завоевать и отстоять для себя сам. Её никто тебе не подарит. Никто не убьёт за тебя Дракона. Теперь Ланселот это знает. И будет учить этому детей… А значит есть надежда, что когда нибудь мир научится жить без Дракона"

---

«Вуковар. Одна история» («Вуковар, jедна прича»)

Вуковар. Страшный и правдивый фильм о войне на Балканах, который посмотрела вчера. Фильм был снят в 1994 году режиссёром Борой Драшковичем по совместному с Маей Драшкович сценарию. Югославская картина была названа одной из лучших и получила 18 международных наград на 67 фестивалях, в том числе номинировалась на Оскар и Золотой глобус.
Вуковар - красивый зеленый хорватский город. История хорватки Анны и серба Томо. Молодые люди полюбили друг друга, поженились, строили планы на будущее и, как и все простые люди хотели просто жить. Жить в в любви и мире. Но, как сказал один из героев фильма: "Всё так и случилось бы, если бы это зависело только от нас". Все планы и надежды безжалостно разрушает война. Томо забирают на военные сборы. Анна остается в Вуковаре, жизнь в котором с каждым днем становится все опаснее.  Люди, бывшие прежде друзьями, становятся теперь врагами лишь из-за их этнической принадлежности. Как снежный ком нарастают тревога, агрессия, злоба, ненависть... Как говорит Анна: "Наши предки жили здесь тысячи лет в мире и согласии. Куда все это делось?" 
Страшные эпизоды фильма, когда в осажденном Вуковаре Анна выходит достать немного хлеба для родителей. И возвращается к горящему разрушенному дому, в который попал снаряд.  Дунай, в который сбрасывают трупы...
Руины разбомбленных домов. Страх и отчаяние людей, сидящих в подвалах под бомбежками сербской армии.
Серб Томо, который, выполняя приказ, вынужден  стрелять по собственному городу... Во время обстрела города, муж-снайпер видит в прицел свою беременную жену, и кричит «Прекратите», но его никто не слышит.
Вуковар находился в осаде более 3-х месяцев и был, фактически, стерт с лица земли.
Финальные кадры, где вместо города показаны одни руины и разрушенные дома, смотреть, конечно, очень тяжело.
Но все-таки посмотрите фильм, если кто-то не видел раньше. Хотя бы для того, чтобы просто задуматься о том - как вообще такие вещи становятся возможны в наше время? 

И немного кадров из фильма:

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Исповедь Минотавра

Я никогда не видел своего лица. Зеркал здесь нигде не было. За долгие годы нахождения в темноте мои глаза привыкли и почти сроднились с ней.  О своей внешности я мог судить, лишь ощупывая большой бугристый лоб с двумя острыми выростами, напоминающими рога. Дотрагиваясь до скул и уродливого, чрезмерно выступающего вперед подбородка с задубевшей кожей. Трогая  нос с длинными, словно разрезанными на концах ноздрями.
Ладони мои были широкие, с такой же загрубевшей кожей и острыми ногтями, напоминающими больше когти. Ими было так удобно разрывать живую плоть, насыщаться, отправляя в рот еще живые, горячие и трепещущие куски... Еда была одним из моих развлечений здесь в этом мрачном и темном пространстве. Раньше, когда я был моложе, чувство голода терзало меня постоянно, выкручивая внутренности, подобно изощренному палачу. Утолить голод могли только они - люди. Те, которых вталкивали ко мне, и об их появлении я узнавал сразу же, даже если они находились далеко, за несколько витков Лабиринта. В любом месте я чувствовал их запах. И их жалкий страх. И я поднимался и шел к ним, шел на этот чуть горьковатый, подобно полыни и тревожный запах страха. Конечно, часто они пытались спрятаться от меня или даже убежать. Смешно. Куда они могли деться здесь, в моем владении, которое за тысячи лет я знал, как свои пять пальцев? Да и где бы они не спрятались, страх всегда выдавал их, этих жалких людишек. Они не умели его скрывать. Убивая и поедая их, я часто размышлял об этом...
Впрочем, однажды нашелся некий смельчак, кажется, его звали Тесей.
Длинная серебристая нить, которую он привязал у входа, вела его в мои катакомбы и, когда он вышел ко мне навстречу, я лишь усмехнулся, глядя на тщедушного жалкого человечка. Под туникой он прятал кинжал, которым и собирался сразить меня. Одним мощным ударом я выбил оружие из рук наглеца, другим - свернул ему шею и вскоре с наслаждением полакомился свежей трепещущей человечиной.
Я оставался непобедим и далее, хотя, за пределами Лабиринта и разнеслись лживые слухи о моей смерти. Где-то там же появился и лже-Тесей, которому надели на голову лавровый венок победителя и до самой своей дряхлой старости он продолжал рассказывать внукам и правнукам о священной победе над свирепым монстром. Но нет, я не умер. Я продолжал жить, здравствовать и крепнуть, питаясь человеческим страхом, страданиями и окровавленной плотью...
Хотя, с годами, аппетит мой уменьшился, мне продолжали регулярно поставлять жертв. Зайдя ко мне, попав в мой мир, никто из них не мог уже выйти обратно...
Не знаю, сколько лет или даже веков прожил я так. Я привык к этому, ибо никогда не видел другой жизни. Я всегда был один, но не знал, что это такое - одиночество, потому что никогда не знал ни любви, ни ласки, ни доброты.
Только последние годы ко мне стали приходить сны. Странные и очень яркие, после которых, по пробуждении, я испытывал непонятные, не изведанные никогда ранее эмоции и чувства. Однажды я проснулся, как всегда лежа на сырых каменных плитах и ощутил, что по моей твердой задубевшей коже течет какая-то солоноватая жидкость. Вытерев ее, я с недоумением понял, что это слезы. Сколько веков прошло, прежде чем я научился плакать?

***

Я хорошо запомнил один из своих самых первых снов. Сильно палило послеполуденное солнце, вся арена была залита его ярким светом. Я, восседающий на трибуне на одном из самых почетных мест, со скучающим видом рассматривал зрелище, происходившее передо мной. Уставшие и окровавленные люди бились на мечах. Когда солнце светило особенно ярко, я подносил к лицу большой изумруд и смотрел на сражающихся сквозь него. Скучно. Как же мне было скучно... И лишь немногое могло принести мне радость.
- Цезарь! - до моего плеча мягко дотронулась женская рука. - Ты опять о чем-то задумался?

Она участливо смотрела мне в глаза, а я испытал раздражение и с силой оттолкнул ее.
По рядам трибун пронесся возбужденный гул. Я поднес к глазу изумруд и, прищурившись, посмотрел на арену. Один из гладиаторов был повержен и хрипел, задыхаясь под лезвием приставленного к его горлу кинжала. Из глубокой раны на его предплечье лилась кровь. Второй гладиатор, наступив ему ногой на грудь, выжидательно смотрел на меня. Ждал. Поверженный также ждал и, поглядев на его побледневшее искаженное лицо, я почувствовал то самое, что хоть изредка приносило мне радость. Хоть и краткую, но всё же... Сплюнув виноградную косточку, я поднял правую руку и выразительно опустил большой палец руки вниз. Арена взорвалась радостными криками...

***

Сны... эти сны стали приходить уже почти каждую ночь, как не прошенные гости. Хотя, я не умел отличать день от ночи. Всё здесь было сплошной ночью и темнотой. В которой я нашел блеклый свет и научился в ней существовать. Я никогда не думал о том, как попал в Лабиринт. Сколько помню себя, я всегда находился здесь. И в этом уродливом огромном теле. Был здесь всегда.  И привык. Если бы только не эти сны...

Снег когда-то был белый, свежий и юный. Из него можно было даже лепить снежки ( как ни странно, я знал, что это такое  - снежки) или просто лежать на нем, на спине. И ловить ртом падающие с неба пушистые снежинки... Когда же это было? Так давно, давно... Но сейчас снег был грязным, истоптанным множеством сапог... серым и уродливым. Я сплюнул на него и отвернулся. Послышался свист, уши на мгновение заложило. Вдали раздался гул разрывающихся снарядов.

- Всем в атаку! В бой! - услышал я впереди голос командира и, по привычке, обернулся, сжимая в руках холодную поверхность оружия. Бойцы, подобно механическим марионеткам, поднимались и тяжело бежали вперед, топча снег, делая его еще более страшным и грязным. Почему-то я подумал про тот момент, когда снег станет совсем черным... И тут увидел паренька, спрятавшегося за небольшим сугробом. Он дрожал всем телом и закрывал уши руками. Я вплотную подошел к нему. По его лицу текли слезы.
- Встать! - рявкнул я. - В атаку!
- Я не... не могу... не пойду... - он всхлипнул.
- Считаю до трех!
Я прицелился, наведя на него оружие.
 Не... не могу... - он размазывал по щекам слезы. Поднял на меня глаза.
Я досчитал до трех и, аккуратно прицелившись, выстрелил ему прямо в лицо. Серый грязный снег стал ярко-красным...

***

Я почти потерял аппетит. Сны приходили часто и самое плохое - они не забывались. Я и наяву продолжал видеть их, бродя по Лабиринту, по его мрачным глубоким тоннелям, похожим на извилины воспаленного шизофренического мозга.

Она была красива, очень красива, какими бывают некоторые молодые еврейки. Но сейчас ее лицо было искажено страхом, лоб сморщился, глаза были почти безумны, губы дрожали, по лицу текли слезы, и я с презрением подумал, какая она уродливая.
К груди она судорожно прижимала ребенка лет трех и бессвязно повторяла какие-то глупые слова на ломаном немецком. Одни и те же. Прислушавшись, я разобрал их:
- Не убивайте сына! Прошу... меня, меня убейте. Сына не трогайте! Умоляю...

Я равнодушно смотрел на нее несколько минут. Затем вырвал из ее рук ребенка. Она завизжала, вцепилась мне в руки и стала царапаться, как дикая кошка. Ребенок тоже заплакал, и я выстрелил скорее для того, чтобы его заткнуть. Она сопротивлялась, и мне пришлось сильно ударить ее прикладом по голове. Конечно, грязная еврейка... Но что поделать, у меня уже почти год не было женщины.

***

Сны приходили все чаще, сменяя друг друга, как картинки в каком-то безумном калейдоскопе. Аппетит пропал. Я больше не хотел есть. Меня тошнило от человеческого мяса. Но в Лабиринт продолжали заталкивать все новых и новых людей. Они плакали, визжали, проклинали меня, молились своему странному равнодушному богу. Некоторые, как обычно, пытались спрятаться. Но мой голод ушел. На смену ему появились безразличие и тошнота. Я по-прежнему убивал их. Но скорее для того, чтобы они просто замолчали. Заткнулись.  Покой - вот всё, чего я теперь хотел. Покоя и забвения. Небытия. Если бы кто-то пришел убить меня, я бы больше не стал сопротивляться. Но второго Тесея больше не было. А были они, жалкие, трясущиеся от страха, с выпученными глазами, глотающие слезы и слюни... Я ложился на холодный каменный пол, отворачивался к стене и закрывал глаза. Я ждал Тесея...

Фото - скульптура Педро Рекехео, "Минотавр"